…ширял сизым орлом по поднебесью… – из «Слова о полку Игореве».
…молодцы из Охотного ряда, сотрудники с Сенной площади… – Торговцы (хозяева и приказчики) двух известных столичных рынков, в Охотном ряду в Москве и на Сенной площади в Петербурге, активно сотрудничали с полицией в подавлении студенческих и других демонстраций и манифестаций 80-х годов. Впоследствии они упрочили за собой постыдное имя «охотнорядцев» для обозначении погромщиков и хоругвеносцев реакции в социальных низах.
«Торжествующая свинья…» – Как всегда у Салтыкова, образ «торжествующей свиньи», порешившей «сожрать» «правду», наделен большой силой обобщения, в данном случае обобщения политической и общественной реакции. В таком значении этот образ сразу же получил широкое распространение в обществе и печати. Вместе с тем Салтыков вводит в комментируемый текст ряд сигналов для узнавания исходного смысла образа «торжествующей свиньи»: «свиное хрюкание у московского корыта», «московские газетные трихины» и др. Это очевидные намеки на послепервомартовскую реакционную печать и литературу, ближайшим образом на «Московские ведомости» Каткова и отчасти «Русь» И. Аксакова. Отклики обеих газет на события 1 марта 1881 г. достигли не только предела реакционности. Они были исполнены прямыми политическими угрозами по адресу всех инакомыслящих, в первую очередь петербургской либеральной печати.
Le general Capotte. – Слово capote (пишется с одним "t") значит по-французски «солдатская шинель». Салтыков пользуется этим словом, превращенным в сатирическую фамилию, в переносном смысле, равнозначным русскому выражению (введенному Салтыковым же) «гороховое пальто», то есть шпион, осведомитель. В сатирическом жизнеописании Капотта Салтыков использовал ряд черт из биографии международного политического сыщика-авантюриста 60 – 80-х годов полковника Этьена де Будри-младшего, действительно дальнего родственника Марата, сотрудничавшего одновременно с русской и французской полицией и жившего в 70-х годах в России.
Цензор Красовский-Бируков-Фрейганг… – соединены в одну фамилию имена трех цензоров николаевского царствования.
«Но что вы скажете о Гамбетте и о papa Trinquet? не воссияют ли они?» – Алексис-Луи ТренкИ – рабочий, по профессии сапожник, видный участник Парижской коммуны, после ее разгрома был сослан на каторгу в.[....] В июне 1880 г. социалисты парижского избирательного округа Pere Lachaise демонстративно избрали в муниципальный совет «каторжника» ТренкИ.
…Иван Непомнящий… одно из обозначений трудового крестьянства у Салтыкова.
Псой Стахич Замухрышкин – один из растленных героев в «Игроках» Гоголя.
Этот изумительный тип глубоко верующего человека нередко смущал мое воображение, и я не раз пытался воспроизвести его. – Признание автобиографично. Оно комментируется следующими строками из письма Салтыкова к Анненкову от 2 декабря 1875 г. Сообщая своему адресату о замысле нового произведения «Дни за днями за границей» (или «Книга о праздношатающихся»), Салтыков писал: «В виде эпизода, хочу написать рассказ „Паршивый“. Чернышевский или Петрашевский, все равно. Сидит в мурье среди снегов, а мимо него примиренные декабристы и петрашевцы проезжают на родину и насвистывают: „Боже, царя храни“, вроде того, как Бабурин пел. И все ему говорят: стыдно, сударь! у нас царь такой добрый – а вы что? Вопрос: проклял ли жизнь этот человек или остался он равнодушен ко всем надругательствам и все в нем старая работа <…> до ссылки начатая, продолжается? Я склоняюсь к последнему мнению…» О том же занимавшем его сюжете сообщает Салтыков и Некрасову в письме от 8 мая 1870 г.: "Тут (в «Культурных людях». – С. М.) будет еще рассказ «Паршивый», – человек, от которого даже все передовики отвернулись, который словно окаменел в своих мечтаниях: ни прошедшего, ни настоящего, ни будущего – только свет! свет! свет!" Эти замыслы остались не воплощенными. Наконец уже значительно позднее Салтыков пытался осуществить свой замысел в форме «сказки», которая, по его словам, была «почти готова».
…бывают исторические минуты, когда… массы преисполняются угрюмостью и недоверием, когда они… упорствуют, оставаясь во тьме и недугах. Не потому упорствуют, чтоб не понимали света и исцелений, а потому, что источник этих благ заподозрен ими. – Одним из путей борьбы правительства и реакции с революционным движением были попытки привлечения к этой борьбе широких слоев народа и общества – программа «единения с народом». На официозном языке эпохи это был период так называемой «народной политики» или «игнатьевской эры» (по имени министра внутренних дел Н. П. Игнатьева, назначенного на этот пост 4 мая 1881 г.). Путем широко развернутой социально-экономической, а отчасти и политической демагогии правительство надеялось, по выражению Глеба Успенского, «вышибить днище у интеллигенции» (подразумевается – революционно народнической), то есть изолировать активно-революционные элементы страны от общества, народа, превратив последние в союзников самодержавия по борьбе с «крамолой». Эта охранительная тактика, лежавшая также в основе всех «либеральных» начинаний Лорис-Меликова, с особым размахом и в наиболее «чистом» виде стала осуществляться новым министром Игнатьевым. Широкое распространенно среди крестьянских масс получил слух о том, будто убийство Александра II было местью «образованных», «господ» за отмену им крепостного права. Слух этот содействовал усилению подозрительности крестьян по отношению к интеллигенции.